Моим ядом травят королей
Дубль еще раз...Возможно я кого-то достал, но...но это же дневник, ребят.
"Что я могу сказать о произошедшем? Голод - не так страшен, как обреченность. Я ненавижу темные, тесные пространства. Год - это много в днях, и мало - в моментах, когда не страшно. Камень - нельзя прогрызть, а прутья клетки, кажется, мне будут сниться всю жизнь."
"Верить никому нельзя. То, что эта миледи тебе улыбается, не значит, что тебе не прилетит оплеуха, отвешенная с узкой, ухоженной руки. Это всегда внезапно и к этому нельзя привыкнуть." (с) Адриан. Раб. Оборотень. Гамбит.
Теплое сердце. Холодные руки.
Здесь так странно и так непривычно. Я никогда не был так долго за пределами четырех бетонных стен. Здесь есть небо над головой. Не тот маленький кусок, что я обычно вижу сквозь решетку своего окна.
Если бы еще так не жег кожу ошейник. Я - мельче их. Мельче самой маленькой самки, моего возраста. Хотя я и не вспомню свой точный возраст, как бы ни старался. Это...страшно.
Деревья ведут свой собственный разговор. Слишком много запахов. Незнакомых. Резких.
Я когда-то слышал эту мелодию. Она играет у меня в голове, вопреки... Почему-то она кажется сейчас мне такой подходящей. Такой правдивой. Такой...личной.
Колко и остро в середине груди. Последний раз я чувствовал подобное, когда хозяин ударил меня поддых. Но сейчас меня никто не трогал.
Странное чувство. Это жжение в носу и в глазах. Дрожащие пальцы.
Наверное, я все-таки заболел
"Я себя нигде не чувствую своим..."
"А мне так хочется быть полезным,
Знать, что я кому-нибудь необходим."
"Я не нашел никаких инструкций
По выживанию моей души.
Когда тебя припирает к стенке,
Не так легко различать оттенки.
И представляется слишком мелким,
То что до сих пор казалось мне большим.
Я всегда испытываю счастье,
Там где я могу быть настоящим.
Где в толпе возможно затеряться,
И не нужно кем-то притворяться.
Пусть судьба ведет меня кругами,
Треснул пополам философский камень.
Но отчаянно к огню стремится
Хрупкий мотылек – самоубийца."
"Что я могу сказать о произошедшем? Голод - не так страшен, как обреченность. Я ненавижу темные, тесные пространства. Год - это много в днях, и мало - в моментах, когда не страшно. Камень - нельзя прогрызть, а прутья клетки, кажется, мне будут сниться всю жизнь."
"Верить никому нельзя. То, что эта миледи тебе улыбается, не значит, что тебе не прилетит оплеуха, отвешенная с узкой, ухоженной руки. Это всегда внезапно и к этому нельзя привыкнуть." (с) Адриан. Раб. Оборотень. Гамбит.
Теплое сердце. Холодные руки.
Здесь так странно и так непривычно. Я никогда не был так долго за пределами четырех бетонных стен. Здесь есть небо над головой. Не тот маленький кусок, что я обычно вижу сквозь решетку своего окна.
Если бы еще так не жег кожу ошейник. Я - мельче их. Мельче самой маленькой самки, моего возраста. Хотя я и не вспомню свой точный возраст, как бы ни старался. Это...страшно.
Деревья ведут свой собственный разговор. Слишком много запахов. Незнакомых. Резких.
Я когда-то слышал эту мелодию. Она играет у меня в голове, вопреки... Почему-то она кажется сейчас мне такой подходящей. Такой правдивой. Такой...личной.
Колко и остро в середине груди. Последний раз я чувствовал подобное, когда хозяин ударил меня поддых. Но сейчас меня никто не трогал.
Странное чувство. Это жжение в носу и в глазах. Дрожащие пальцы.
Наверное, я все-таки заболел
"Я себя нигде не чувствую своим..."
"А мне так хочется быть полезным,
Знать, что я кому-нибудь необходим."
"Я не нашел никаких инструкций
По выживанию моей души.
Когда тебя припирает к стенке,
Не так легко различать оттенки.
И представляется слишком мелким,
То что до сих пор казалось мне большим.
Я всегда испытываю счастье,
Там где я могу быть настоящим.
Где в толпе возможно затеряться,
И не нужно кем-то притворяться.
Пусть судьба ведет меня кругами,
Треснул пополам философский камень.
Но отчаянно к огню стремится
Хрупкий мотылек – самоубийца."